Г. Косточаков

Сколько я себя помню, у меня всегда было ощущение, что мой родной шорский язык уходит, умирает. В 80-е годы эти ощущения стали реальностью: молодёжь почти полностью забыла родной язык. Не столько по собственному желанию, сколько в силу обстоятельств. Часто сознательно родители перестали говорить на шорском языке с  детьми, за исключением отдалённых деревень, поскольку почему-то родной язык стал всем мешать. Он не стал нужен и вне семьи, нигде не был востребован...

Шорский язык не изучался в школе с 1939 по 1990 гг., а когда его стали преподавать с начала 90-х гг., это был всего лишь предмет в начальных классах, причём часто факультативный. Увеличение нешорского населения в Шории лишний раз наталкивало на мысль о пресловутой ненужности родного языка. Философия одноязычия усугубила и без того шаткое положение шорского языка, так как приходилось выбирать между русским и шорским. Русский был нужен везде, родной же язык существовал только для души. В результате количество говорящих на родном языке сокращалось. Ныне число таковых, может быть, две-три тысячи, не более.Почему шорский язык оказался на грани исчезновения?

Шорский – это язык малочисленного шорского народа (14 тыс.), живущего на Северном Алтае, в Горной Шории. Шорский этнос – это неотъемлемая часть сложного единого древнего суперэтноса тюрков Саяно-Алтая, объединяющего несколько этносов на весьма большой территории от алтайского и тувинского участков монгольской границы на юге до городов Новокузнецка и Абакана на севере. Только в конце XIX – начале XX вв. искусственно, правда, не без участия собственной национальной интеллигенции, появились этнонимы типа «хакасы», «шорцы», «тувинцы», «алтайцы» (этноним «телеут» существовал издавна, также издавна существовал и общий ныне широко бытующий этноним «тадар» или «тадэр»). На первый взгляд, советская власть облагодетельствовала саяно-алтайский суперэтнос, когда дала его частям национальную государственность в виде автономных областей (хакасам, алтайцам) и национального района (шорцам, с 1925 по 1939 гг.). Но выделение шорцев в отдельный этнос – искусственно и абсурдно: шорцев как отдельного этноса никогда не существовало и до сих пор не существует. По сути дела, разделение единого целого на отдельные части ликвидировало это целое.

Мои ощущения того, что родной язык уходит, были вызваны и другими вполне реальными обстоятельствами, например, неуклонным ростом нешорского населения. В результате массовых переселений, в связи со строительством металлургических комбинатов и горных рудников шорцы, традиционно проживавшие в маленьких таежных деревнях, на своей земле оказались микроскопической этнической группой. Буквально на моих глазах из когда-то великолепных шорских улусов выросли русскоязычные города Междуреченск и Мыски. В городах и поселках шорский язык был вытеснен русским языком – языком города, СМИ и государства.

Я – филолог, литератор – не мог не замечать происходящее с моим родным языком. Шорцы теряли свой язык, но и сохранившие родной язык люди, стали говорить на нём весьма плохо. Оказывается, язык, умирая, начинает разлагаться, то есть упрощаться, отчуждаться от себя самого как способа мировыражения, уподобляться другому языку, в нашем случае – русскому.

При этом особенно страдают две стороны языка: синтаксис и лексика. Синтаксическая структура простого предложения искажается тем, что привычный порядок слов уступает место принятому в русском, словно предложение на шорском буквально переводится с русского языка. Таким образом, теряется последовательность событий и мыслей, характерная для традиционного шорца. Но особенно страдает синтаксис сложного, прежде всего сложноподчинённого предложения. По сути, сложное предложение исчезло вовсе, а вместо него употребляются простые предложения, соединённые взятыми из русского языка союзными словами, при этом свои шорские средства соединения частей сложного синтаксического целого преданы забвению. Не меньший распад, отчуждение коснулись и лексики языка. Не меньший распад, отчуждение коснулись и лексики языка. Забываются многие шорские слова, вместо них используются русские. Относительно устойчивы лишь аффиксы падежей.

С происходящим надо было что-то делать, спокойно смотреть на умирающий родной язык нельзя. И в 2000 г. я решил связать свою жизнь с Институтом перевода Библии, который предложил мне сотрудничество. Я предпринял перевод библейских текстов, надеясь переводами вернуть уходящий язык. Для этого в переводах необходимо было дать образцы красивой, богатой, развитой, некалькированной шорской речи.

За восемь лет наша шорская переводческая группа подготовила к изданию переводы Евангелия от Марка (2004), Библейских рассказов (2006). Ныне близок к завершению перевод Евангелия от Иоанна. Для того, чтобы остановить уход языка, к переведённому нами Евангелию от Марка, а позднее и к Библейским рассказам мы приложили достаточный по объему и необходимый для читателей шорско-русский словарь и продублировали тексты перевода аудиозаписью на кассетах и CD. Два поколения шорцев не писали и не читали на своём родном языке в течение полувека, поэтому народу, который утратил навыки чтения, предоставили, кроме письменного, ещё и аудиотекст переведенных книг.

Итак, мы делали всё возможное, чтобы остановить уход шорского языка. Ныне мы намереваемся опубликовать перевод Евангелия от Иоанна в виде издания, где на развороте с левой стороны будет помещен русский Синодальный перевод, а с правой – перевод на шорский. В Шории давно уже утвердилась традиция публикации параллельных текстов, которая даёт возможность человеку одновременно существовать в пространстве двух разных языков и таким образом окунуться и в тот и в другой язык, сопоставлять их, наслаждаться и радоваться их сходству и различию, сравнивая оттенки смысла, богатство идиом и различные способы передачи мысли. Параллельные тексты призваны воспитать в читателе уважение и любовь к языкам. Такая книга делает доступным оба текста, даже если понятен только один из языков. Непонятный язык со временем становится более понятным, если приложить усилие. Параллельные тексты предоставляют шорцам ещё одну возможность вернуть уходящий язык.

Одновременно с возвращением уходящего языка происходит его развитие. Подбирая лексику для перевода библейской терминологии, мы вспоминаем слова и расширяем их семантику, переосмысливаем многие шаманские термины. Оказалось, что за редким исключением имеются соответствия почти для всех терминов. Не менее важным стало и то, что посредством перевода мы постарались вернуть языку его естественный синтаксис, в котором в отличие от русского второстепенное и подчиненное действие предшествует главному, обозначение которого часто слито с обозначением деятеля.

Есть убеждённость, что переведенные нами библейские тексты помогут возродить между представителями шорского народа общение в школе и в быту на родном языке. Но общение не должно быть одноязычным, а должно идти в атмосфере двуязычия, в атмосфере параллельных высказываний и текстов, когда языки не боятся, не прячутся, не стесняются друг друга, а дышат друг другом, любят друг друга, подобно последователям Христа.

Переживание за судьбу уходящего родного языка почему-то не проходит, боль не прекращается, но растёт надежда, укрепляется вера, пронизывают свет и тепло. Переводы наши читаются, и  в народе что-то сдвигается, меняется к лучшему.

30.06.2008

Информационный бюллетень "Новости библейского перевода" №2(27), 2008 г.