Запущенный ИПБ в 2017 г. проект перевода отдельных книг Библии на русский жестовый язык (РЖЯ) явился шагом, продолжающим передовые мировые тенденции. Вместе с тем, этот проект с самого начала попал в специфическую ситуацию: как выяснилось, глухие в качестве целевой аудитории перевода есть не константа, которую можно четко описать и включить в переводческую стратегию, а постоянно меняющаяся переменная. Речь не о самих людях, а о той культурно-языковой оболочке, которая их окружает. Действительно, более или менее стабильным аспектом можно считать разве что физиологию глухоты (хотя и в этом аспекте мир глухих неоднороден и дробится на подкатегории). Но если от физиологии глухих обратиться к их культуре и языку, то в этих аспектах нужно постулировать не константу, а напротив — бурное становление. Те, в ком еще не так давно ошибочно видели «неполноценных слышащих», сегодня все чаще и сами смотрят на себя, и воспринимаются другими как отдельное социокультурное и языковое сообщество. Что же касается их языка, то он, хотя частично описан лингвистами, все же в значительной степени остается малоисследованным, а к тому же стремительно развивающимся. Возможно, бурное становление сообщества глухих и их языка кому-то напомнит сюжет о сорокалетнем странствовании, в продолжение которого потомки Авраама осознали себя единым народом. В этом разворачивающемся на наших глазах «путешествии» перевод Библии на РЖЯ становится если не поводырем, то во всяком случае важным спутником, сопровождающим глухих к собственной самоидентификации и вместе с тем способствующим развитию их языка. Таким образом, мы переводим для аудитории, которая лишь прокладывает путь к осознанию собственной цельности, и на язык, возможности и ресурсы которого пока не вполне осмыслены. 

В отечественной школе сурдопедагогики десятилетиями на РЖЯ смотрели свысока. В лучшем случае в нем видели язык бытового общения. Но с появлением интернета и развитием видеохостингов, куда любой может загрузить видео, РЖЯ становится языком литературы. В силу особой модальности языка у нее непривычный формат: последовательность не слов, а жестов, зафиксированная не на статичной страничке, а на динамически изменяющемся видео. Уже сейчас там и здесь можно обнаружить тексты разных жанров, как переводные (жестовые песни, рассказы), так и аутентичные (новости, рассказы). Родится ли рано или поздно одаренный глухой, который покажет возможности РЖЯ и продемонстрирует литературную норму, как это в XIX в. сделал А.С. Пушкин на для русского языка, или же РЖЯ так и останется языком рассказов и новостей — за такие прогнозы я не берусь. Но уже сейчас, тем не менее, отмечаются два момента, которые призывают к размышлениям: с одной стороны, есть запрос со стороны глухих на жестовый перевод серьезной литературы, а с другой — выразительные возможности РЖЯ пока недостаточно описаны. Наиболее интересными и в то же время наименее описанными (насколько может судить человек, который не имеет лингвистического образования) являются те аспекты РЖЯ, которые обусловлены его пространственно-кинетической модальностью, существенно отличающей его от любого звучащего языка. Одним из них является иконичность, подобие между знаком и объектом. С этой особенностью РЖЯ наша переводческая команда имеет дело с самого начала проекта (переведены Мк., 1 Ин., Иак., Флп.). Но особенную актуальность она приобрела, когда мы приступили к переводу псалмов (переведены Пс. 1; 2; 6; 8; 22; ведется работа над Пс. 3; 37; 62; 87; 102; 142).

Лингвисты давно обратили внимание на иконический механизм при появлении новой лексики на РЖЯ: многие жесты имитируют тот объект или явление, которое ими обозначается (см. на Рисунке 1 жесты ГОВОРИТЬ, ЛЮБИТЬ, СМОТРЕТЬ). Но я хотел бы поговорить об иконичности как о среде, в которой реализуется любая коммуникативная ситуация на РЖЯ. Любое (!) высказывание на РЖЯ есть последовательность не только дискретных жестовых лексем, но и образов, переданных пластикой, которые все вместе создают совокупный образ. Этот образ иного формата, чем, к примеру, картина или фотография: он есть динамический, пространственно-кинетический образ, создаваемый движениями частей тела говорящего на РЖЯ человека. Текст на РЖЯ, если оценивать его не с точки зрения дискретных элементов смысла, а с точки зрения совокупного образа, может быть сопоставлен с такими искусствами, как танец, пантомима или театр. 

Источник: https://slovar.surdocentr.ru

Эта специфика РЖЯ всплыла на поверхность, когда мы приступили к переводу псалмов, в которых, как известно, широко используются метафоры. Яркие образы в псалмах позволяют понять ту картину, которая представлялась внутреннему взору автора в момент написания текста. Зачастую еврейская фраза лапидарна: автор, как и следует талантливому поэту, использует для формирования образа лексические средства хотя и минимальные, но все же достаточные для того, чтобы читатель мог его реконструировать в своем воображении. Переводы на звучащие языки нередко концентрируются на лексемах оригинала. Предложенная Юджином Найдой и другими современными переводоведами теория функционального эквивалента (смыслового перевода) позволяет при переводе фокусироваться не на лексических средствах оригинала, а на той функции, которую выполняет текст. Глухие носители РЖЯ, осуществляя первичный перевод, непроизвольно демонстрируют стремление воспроизвести цельный образ, зачастую добавляя в жестовый текст лексемы, которых нет в оригинале, но которые, несомненно, подразумеваются автором. Эту тактику перевода носители (Нина и Андрей Андрейкины) избирают, опираясь на языковую интуицию, стремясь сделать жестовый текст понятным и естественным, чтобы исключить зияющие пустоты. Обращает на себя внимания не столько факт добавления новых лексем — схожий прием широко используется при переводе и на многие звучащие языки, — сколько логика, которой руководствуются носители, а именно стремление представить информацию в виде образа, который может быть представлен силой воображения. Такой логики, насколько мне известно, в звучащих языках нет. Я рискну назвать эту переводческую логику иконическим эквивалентом и предположить, что перед нами частный случай функционального эквивалента. В узких рамках статьи мне придется ограничиться лишь одним примером.

В Пс. 1:3 праведник сравнивается с деревом (עֵץ), посаженным у потока. Из оригинального текста можно лишь понять, что автор подразумевает лиственное (עָלֵ֥הוּ — «его лист», «его листва») плодоносящее (פִּרְיוֹ — «его плод») дерево. Из текста неясны ни его высота, ни форма его кроны. Также утверждается, что оно было посажено рядом с потоком (שָׁתוּל עַל־פַּלְגֵי מָיִם — «посаженное у потока воды»). В тексте также представлена идея временнóго развития: дерево сперва «посажено», затем оно дает свой плод «в срок» (בְּעִתּוֹ). Вот те зафиксированные в лексемах осколки цельного, более богатого образа, какой представлялся автору в момент написания. Очевидно, что автор отдавал себе отчет, в частности, в том, что у дерева есть еще и корни, которые вытягивают из почвы влагу; он «видел» в своем творческом воображении крону дерева; наконец, поскольку в тексте отражены различные хронологические точки в развитии дерева, понятно, что автор представлял его в динамике, с момента, когда его посадили, до момента плодоношения. Но все эти (и, возможно, многие другие) нюансы он не выразил эксплицитно.

Следует напомнить, что первичный перевод носители РЖЯ осуществляют с опорой на языковую интуицию, хотя и учитывая предварительные рекомендации богословского редактора. Любопытен тот жестовый текст, который носители посчитали адекватной передачей оригинального смысла. Приведу конечный утвержденный вариант так называемых «маркеров» — словесных обозначений жестов для лабораторного использования, которые в полной мере демонстрируют последовательность жестовых лексем, но лишь частично отражают их семантику:

ДЕРЕВО, ПЫШНОЕ, РЯДОМ, ВОДА, ПОТОК, КОРНИ, ВПИТЫВАЕТ, РАСТЕТ, ПЛОДЫ, В СРОК, ВОВРЕМЯ, СОЗРЕВАЮТ, ЛИСТЬЯ, УВЯДАНИЕ, НЕ БУДЕТ

Легко убедиться, что в еврейском оригинале не упоминаются ни корни, ни процесс впитывания ими влаги, также не говорится о том, что дерево именно «пышное». Если критерий точности перевода оценивать с точки зрения соответствия жестовых лексем лексемам еврейского оригинала, то возникает резонный вопрос о вставках, которые кажутся необоснованными. Но если задаться вопросом, представлял ли в своем творческом воображении автор только эксплицитно представленные порции смысла, схваченные лексемами, или же в этом образе неявно содержатся и те идеи, что были добавлены в жестовый текст, то думается, что второе ближе к истине. 

Гипотеза об иконическом эквиваленте как одном из механизмов в передаче смысла глухими, безусловно, требует новых наблюдений и анализа. Возможно, именно в иконичности таится одно из пока что не до конца осмысленных выразительных преимуществ РЖЯ — языка, который в нашу эпоху проходит становление в качестве литературного.

Дьякон Артемий Овчаренко,
богословский редактор проекта по переводу Библии на русский жестовый язык 

Информационный бюллетень "Новости библейского перевода" №1(60), 2025 г.