Интервью с переводчицей Библии на бурятский язык
Татьяна Прохорова
«У бурят два основных цвета: сине-бирюзовый – от камня бирюза – и красно-коралловый – от коралла. Удивительно, но и в одежде именно эти два цвета бурятам к лицу. Я даже по себе это замечаю. С приходом буддизма в нашей культуре появился еще и шафрановый цвет. Что касается красного, то это цвет революции, но не внешней, а внутренней – революции как преображения ума. Ну, а бирюза – это синее небо и наш голубой Байкал. Традиционные костюмы у нас бирюзово-синие. Сегодня мы обсуждали в издательском отделе ИПБ цвет обложки будущей полной Библии. И все, кто участвует в обсуждении, высказались за бирюзовый. В том числе и я», – рассказала наша бурятская переводчица Дарима, у которой в преддверии выхода полной Библии на бурятском языке мы взяли интервью.
Дарима пришла в проект в 1996 г. и проработала в нем 28 лет. Огромный срок, однако бурятский проект старше. К тому времени, как Дарима подключилась к работе, сначала в качестве филологического редактора, а потом и в качестве переводчицы, он шел уже полным ходом, будучи одним из самых ранних проектов ИПБ.
«Переводчиком у нас тогда был Сергей (Цырендаши) Бадмаевич Будаев – профессор, доктор наук, – вспоминает Дарима. – Он очень известный бурятский переводчик со своей переводческой школой. В советское время именно ему доверили переводить все тома Ленина и Сталина, и он очень интересно рассказывал о специфике своей работы на поприще марксизма-ленинизма. Там было непреложное правило делать перевод слово в слово, настолько буквальный, что от текста вообще нельзя было отступать. И тут в проект прихожу я, которая заканчивала кафедру художественного перевода в Московском литературном институте. Мы изучали теорию перевода, и у меня было понимание, что перевод должен быть, в первую очередь, смысловой, а не буквальный. В подходе каждого человека стоящий за плечами опыт определяет очень многое. Я помню, как Сергей Бадмаевич говорил мне: “Если бы мы в свое время позволяли себе такую вольность в переводах, какую Вы себе позволяете, нас бы сразу или посадили, или расстреляли”. И такое отношение, такой переводческий буквализм, у людей с соответствующим опытом был на уровне безусловного рефлекса.
Библия не художественная литература, у нее своя специфика, и нужно было искать баланс. Перевод должен был быть смысловым, но точным, безо всякой отсебятины. В период нашей работы над переводом было организовано много семинаров ИПБ, SIL, РБО для переводчиков и редакторов, на которых рассматривались многочисленные примеры, давались рекомендации. Когда мы встречали незнакомые реалии, перевод мог быть описательным. Мы старались, чтобы заимствований было поменьше. Старались во всех случаях находить эквиваленты в бурятском языке. Иногда может показаться, что в нашем переводе используются какие-то буддистские или шаманистские реалии, но, на самом деле, эти понятия универсальные, емкие, а некие границы словоупотребления существуют больше у нас в уме. Как будто мы пытаемся сузить смысл слова, отбрасывая возможные сферы его употребления и говоря: “Нет, это слово буддистское, потому что его используют буддисты”. На самом деле, эти слова использовались в языке еще до того, как буряты столкнулись с буддизмом».
Над бурятской Библией трудились две переводческие команды из двух партнерских организаций: ИПБ переводил Новый Завет, а Ветхий Завет переводило Российское Библейское общество. В течение нескольких последних лет группы соединяли и унифицировали тексты, искали компромиссные решения трудных проблем. Я спросила у Даримы, что было самым сложным в этой работе конкретно для нее.
«Еще до того как начали совместный проект по объединению Ветхого и Нового Заветов, я принимала участие в ветхозаветном проекте РБО как стилистический редактор. В группе по переводу Ветхого Завета были очень маститые переводчики. Ирина Гомбоин знает ветхозаветный еврейский и переводила сразу с языка оригинала. Пока я учила новозаветное греческое койне в Общедоступном православном университете Александра Меня в Москве (это было незабываемо интересное время!), она жила в Голландии и там изучала древнееврейский. И у нас, и в РБО были очень хорошие богословские редакторы. Когда начался совместный проект, мы не всегда соглашались друг с другом, но в нас была заложена некая общая основа, позволявшая рано или поздно приходить к консенсусу. Проводили апробации, в которых помогали бурятские церкви. Из двух терминов выбирали тот, который при апробации люди понимали лучше. Когда мы переводили Новый Завет, перед нами стояла задача, чтобы наш перевод понимало как можно большее количество людей, но, с другой стороны, недопустимо было и обеднять язык. Язык Ветхого Завета – это очень красивый литературный язык с богатым словарем. Иногда видишь, что не все смогут это понимать, какие-то слова читателям надо разъяснять, но для этого есть глоссарий.
Трудно было принять решение, как обращаться к Богу: на “Ты” или на “Вы”. С этими местоимениями мы несколько раз всё переделывали. Дело в том, что в Бурятии в разной местности к близким людям обращаются по-разному. Есть районы, где к родителям обращаются строго на “Вы”. На “ты” обратиться нельзя никак. Это не просто фамильярность, но недопустимая грубость. А я жила в местности, где к родным и близким людям – к маме, к папе, к бабушке – обращаться на “ты” нормально, так же как в русском языке. Поэтому я была сторонницей обращения к Богу на “Ты”, я перенесла свое понимание из обычной жизни на Библию. А Сергей Бадмаевич, как Вы уже поняли, переводил строго буквально. Если в русском Синодальном переводе к Богу обращаются на “Ты”, то использование “Вы” для него уже было недопустимым. Так что по разным причинам, но в этом вопросе наши взгляды совпали. Когда же дошло до совмещения Ветхого и Нового Заветов, мы оказались перед ситуацией, когда в Новом Завете использовано обращение на “Ты”, а в Ветхом – на “Вы”. Мы стали думать, как это унифицировать. Сначала казалось, что проще сделать на “Ты”, тем более что так в русском тексте. Так мы и сделали, внеся исправления по всему Ветхому Завету. А тут как раз стали поступать рецензии из бурятских церквей, особенно из тех районов, где строго используется “Вы” по отношению к родителям и родственникам. Конечно, люди из этих районов нашего решения не оценили. Нам пришлось согласиться, что, если для части читателей что-то категорически неприемлемо, тем более что речь шла о членах церквей, нашей целевой аудитории, то остается только изменить перевод, а иначе люди просто откажутся им пользоваться. В результате, мы снова всё полностью поменяли, но уже в обратную сторону».
Под конец я спросила Дариму, что дали лично ей эти 28 лет работы над Библией. «Я даже не знаю, как это сказать словами. Я очень благодарна, что в моей жизни произошла эта встреча с Книгой книг. В современном мире мы переживаем времена упадка. Материальные ценности диктуют правила жизни, и ум работает только на то, как бы ими овладеть. А те сокровища, которые действительно важны и будут вести нас не только в этой жизни, но и за ее пределами, остаются неоцененными и невостребованными. Очень важно напоминать себе, что многое из того, что мы ценим в миру, – это суета сует, а важно и значимо другое. Библия учит и питает дух, ум. Это живительная колодезная вода, которая утоляет жажду, возвращает смысл жизни. А ведь этой встречи в моей жизни могло и не быть. Это была бы большая потеря. Получается, я бы не получила этой живительной влаги, а пила бы всегда соленую воду. И жажда бы никогда не утолялась».
Информационный бюллетень "Новости библейского перевода" №2(59), 2024 г.